tigr6 | Почему я не уехал из России (Reply)

Уже довольно давно разные люди (кто с сочувствием, а кто со злобой) интересуются: когда я отсюда уеду? Или (разновидность формулировки): почему я сюда возвращаюсь?

Признаться, у меня уже нет рационального ответа на последний вопрос.

С телевидением все понятно давно: если я и могу там появиться, то только в качестве «подонка», как в программе Дм. Киселева год назад.

Некоторое время я еще мог выступать со своими литературными программами по городам и весям России, но — «трудно плыть в соляной кислоте с отрубленными ногами», как гласит армейская мудрость. Трудно гастролировать, когда тебе не сдают в аренду залы и отказываются расклеивать афиши. Да и регулярный прорыв трубы никто не отменял. Начав ежемесячными аншлагами в Театре «Сатирикон» — заканчиваю я, спустя 15 лет, свежим запретом на презентацию моей детской книжицы в Волгограде, в галерее с аудиторией 30—40 человек.

Симметричный путь пройден мною в книгоиздании — от «лучших продаж месяца» до уничтожения тиража в Ульяновске и массового отказа магазинов брать книгу на распространение…

Сайт «Ежедневный журнал» (в прошлом «Итоги», лучший журнал 90-х) запрещен в России уже официально. The New Times, «Новая» и «Эхо» — последние домофоны для общения с жильцами аварийного дома…

Могу еще постоять с плакатиком в одиночном пикете, но тоже недолго: теперь не разрешается и это.

Вам, может быть, показалось, что это — жалоба на жизнь? Ничуть не бывало. Я уже заработал на остаток жизни, меньше, чем мне приписывалось, но вполне достаточно для того, чтобы класть с прибором на непристойные предложения и не горевать о куске хлеба.

Беспокойство мое гораздо более серьезного рода: просто одновременно с моей личной шагреневой кожей на глазах съеживается — общественная.

Ничего удивительного в этом нет: реакция на сатиру и сатирика — проверенный лакмус! Там, где глава государства избавлен с утра пораньше от прилюдного пенделя в виде злой газетной карикатуры, — этот глава государства очень скоро становится чудовищем. Классика жанра.

Символом нового времени, его общественно-политической элитой становятся уже совсем странные люди — вроде этого косноязычного мотоциклиста, так удачно припарковавшегося к президентской ноге, или руководителя кремлевской же администрации, предлагающего подчиненным «срать в твиттере».

Грязный расизм, адресованный президенту США, стал бытовой нормой. Внешняя политика свелась к жилистому среднему пальцу, выставленному в сторону Запада (притом что перед китайским Востоком мы уже давно стоим на соблазнительных карачках, и вся заминка — только в отсутствии должного желания в Поднебесной).

Мы деградируем каждый день и, кажется, обречены достигнуть такого дна, о котором страшно думать. Пятнадцать лет назад можно было хотя бы громко предупредить об опасности… Сегодня и этой возможности нет…

Так почему я здесь?

Честный ответ: из ностальгических соображений!

У меня нет в России никаких общественных планов по изменению политического строя — и даже просто личных, на будущее, тоже нет больше.

Возвращаясь из путешествий в родную Москву, я выхожу на прогулку по своему прошлому. Это очень насыщенное и сладкое путешествие в моем предпенсионном возрасте. Здесь я целовался, здесь мне давали в морду, на этот вокзал я вернулся из армии, и все еще были живы, и все было впереди… Здесь была редакция «Московских новостей», здесь — телекомпания, здесь мы сидели с Вайлем, здесь с Гориным; вот дом Булгакова, вот — Чехова, а за углом — дом Ростовых…

Это, видите ли, мои места. И даже мотоциклист Залдостанов с администрацией президента не могут покамест ничего сделать с этой связью. Впрочем, они стараются, они очень стараются…

Когда отвращение или страх перевесят ностальгию, я, конечно, уеду.

А может быть, случится так, что они сгинут раньше сами.

Каким образом? Откуда ж я знаю? Просто лопнут, как положено «пузырям земли» (см. пьесу «Макбет»)…

Пару месяцев назад в Калифорнии счастливый случай привел меня пить чай с академиком Вячеславом Всеволодовичем Ивановым. Мы перебирали варианты развития событий в России.

Вариантов было примерно три: плохой, очень плохой и катастрофический…

— А еще, — уже провожая меня, сказал Иванов, — может случиться чудо. Ну Россия все-таки!..

Вот. Это уже что-то конкретное!