- Ср, 13:36: А ведь есть ещё помощники у Бога - ангелы-хранители и вот они персональные у каждого, как бы. http://t.co/s3DX4uFDoL
- Ср, 16:27: Зачем полицейские пошли на рынок http://t.co/9ihskZ4czC
- Ср, 16:30: Сергей Шойгу, не допустите еще одной омской трагедии: проверьте не только военные,но и жилые http://t.co/gwEKw3cJbX с помощью @ChangeOrgRus
- Ср, 16:31: Прощайте http://t.co/1foKgzBwSE
- Ср, 20:14: Конституционный Зуд Российской Федерации http://t.co/38sDCz1Wmx
- Чт, 00:18: Президент РФ В.В. Путин, Председатель Правительства РФ Д.А. Медведев, депутаты и сенаторы: https://t.co/XBfnWOmXRJ с помощью @ChangeOrgRus
Jul. 16th, 2015
Суть сделки заключается в обмене Украины на Иран и Сирию, т.е. в размене путинской поддержки Обамы в переговорах с Ираном и в Сирии на обамовскую поддержку Путина в Украине. Сделка заключена без участия Украины и за счет Украины.
( Read more... )

Доведенные до отчаяния жители Лосиноостровского района Москвы вывесили напротив Кремля баннер – «Путин, спаси Торфякну!». Баннер на Большом каменном мосту провисел всего несколько минут, после чего его сорвали охранники моста.
Охрана оперативно реагирует на любые действия на приближенных к Кремлю мостах, за исключением убийств.
( Читать дальше )
Андрей Васильев: У России нет других национальных идей, кроме «кругом враги» и «Россия для русских»
Ксения Соколова и бывший главный редактор газеты «Коммерсантъ» Андрей Васильеввстретились в Женеве и обсудили сияющее прошлое и зияющее будущее российской журналистики
Давай вернемся к тому, с чего мы начали разговор. В какой именно момент ты понял, что больше не хочешь работать в России?
Я понял это, скажем так, на год раньше, чем это поняли в Кремле. В конце 2009 года я пошел к одному влиятельному кремлевскому человеку и сказал: «Слушай, давай заканчивать эту клоунаду!» Мне надоело прикидываться, что я с понтом главный редактор газеты «Коммерсантъ»!
Что значит «прикидываться»?
Это значит, что я приходил утром с похмелья в свой кабинет, у меня на столе лежало два килограмма газет, я должен был их все просмотреть, чтобы в***ть подчиненных: почему у других эта новость была, а у нас не было, что не так и т. д. Я честно читал с утра эти два килограмма газет. И я скажу тебе, это было очень стремное ощущение! Как будто все 694 газеты про одну страну, а «Коммерсантъ» — про другую. Не то что мы написали лучше, а просто — про другую страну! Это очень стремно — оказаться в одиночестве. Я же не герой. А в 2008 году я понял, что, ***, мы — одни!
А почему ты вообще оказался в такой ситуации?
Я об этом не думал.
Насколько я понимаю, у тебя всегда была довольно четкая ориентация на деньги, карьеру, жизненный успех и т. д. Ты боялся, оставшись один, стать маргиналом?
Не совсем так. Я очень люблю деньги, поэтому, наверное, я их толком и не зарабатываю, хотя для журналиста я заработал много. Но у меня есть, как бы сказать, установка… Надо правильно все делать! И здесь мы возвращаемся к моменту, когда Егор Яковлев мне сказал: «У меня есть протокол, у меня нет запрета, значит, я могу его публиковать». Я всегда придерживался этого правила, делал работу честно и все. По-другому я не хочу и не умею. Именно поэтому в 2009-м я сам пришел к человеку в Кремль и сказал: «Давай заканчивать клоунаду».
И что тебе ответили?
Мой собеседник спросил: «Что тебе не нравится? У тебя одного свобода слова, ни у кого больше нет». Тогда я спросил: «Ты что, не понимаешь, к чему вы идете?» Он ответил: «Нет, не понимаю». После этого мой дембельский аккорд продолжался год. Ушел я 1 января 2011 года. Ушел, потому что понял то, что в Кремле еще не поняли — утечка газа уже началась и все посыплется.
Тебя не пытались удержать?
Мне дали нормально уйти, за что я их уважаю. Они сами заложники ситуации, которую создали. Они тогда думали, что ничего страшного, всегда можно еще опуститься на одну ступеньку… Козлы!
Правильно ли будет сформулировать, что в 2011 году ты понял, что для тебя в России нет больше возможности делать журналистику так, как ты считаешь честным и правильным?
Не совсем так. Когда я должен был зарабатывать бабло — на дочку, сына, жену, маму и т. д., я понимал, что зарабатывать могу только с помощью русского языка. Условно говоря, с помощью журналистики, ничего другого я делать не умею. И я не рассуждал, нравится мне русский народ и страна или не нравится, потому что я на ней делал бабло. То есть это было мое информационное поле — народ, страна. Я зарабатывал. Но я всегда любил зарабатывать честно, у меня был такой фан. Я не воровал. К счастью, у меня долго была возможность зарабатывать честно и много. Я благодарю за это судьбу. Но как только я понял, что не буду больше зарабатывать, потому что честно не получится, то есть зарабатывать-то в медийном бизнесе можно, но честно нет, когда я это понял, я сказал: все, закрываю лавку! Именно в этот момент я начал рассуждать — про Россию, русский народ — и понял, что мне это неинтересно. Интересно мне было, потому что я на этом информационном поле зарабатывал бабло!
Ты сформулировал очевидную мысль, с которой, однако, трудно смириться: в России в сложившейся ситуации невозможно зарабатывать журналистикой, во-первых, много, во-вторых, честно. Ты видишь выход из ситуации?
Я вижу выход вон. Нельзя разводить незабудки в Антарктиде! Просто потому, что они там не растут.
И что делать?
Не знаю. Я-то пенсионер, я и не развожу. А ты, например, пытаешься разводить. В результате ты берешь интервью, и тебе стыдно за человека, который у тебя отвечает на вопросы.
Так бывает. Поэтому, как я уже сказала, интервью я редко беру… Раз мы сегодня вспоминаем прошлое, хочу тебя спросить кое-что про Березовского, с которым ты долго работал. Сейчас принято о нем говорить, что он только делал вид, что серый кардинал и принимает важные государственные решения, а на самом деле ничего особенно не решал. Ты с этим согласен?
Категорически нет! Он принимал решения. И я считаю, ему мы в полной мере обязаны тем, что происходит.
Тебе лично было легко с ним работать?
Ну как легко? Например, Боря мне говорил: «Ты плохо борешься с кровавым режимом». Я ему отвечал: «Боря, ты не можешь сказать, что я сосу у кровавого режима». Он говорил: «Нет, но борешься плохо!» На что я отвечал: «Давай договоримся — у нас издательский дом про то, чтобы бороться с режимом или чтобы заниматься бизнесом? С режимом борется твоя "Независимая газета", куда вообще ни в одну дырку вставить нечего». А чтоб ты знала, в «Независимой» сидел Виталий Товиевич Третьяков, который на непримиримую борьбу с режимом получал в мешке примерно 250–300 тысяч долларов в месяц, в зависимости от сезона. Я говорил Березовскому: «Давай так! Ты владелец, прими решение — мы боремся с кровавым режимом или занимаемся бизнесом? Ты принимаешь решение, что мы боремся с режимом, но тогда заносить в мешке сюда тебе придется не 250–300 тысяч в месяц, а полтора миллиона! Потому что у нас уйдут все рекламодатели! Полтора ляма в месяц тебе надо будет приносить в ящике из-под ксерокса. О’кей?» Он говорил: «Не, Вась! Давай заниматься лучше бизнесом». Я говорил: «Тогда от***сь от меня! Я лучше знаю, как заниматься этим бизнесом. Я же тебя не учу воровать нефть».
Ты со своим боссом дружил?
Одно время да, дружил. Бывал у него в гостях. Во Франции, например, в его поместье Шато Гаруп, которое сейчас под судом. Помню, когда я первый раз приехал, решил искупаться в море. К пляжу вела настоящая версальская лестница, прямо на каменистый берег. Там моцион, гуляли господа и дамы с собачками и зонтиками. Охранники Березовского выдавали ключ с надписью La mare. То есть я получал «ключи от моря»…
Почти «от счастья»…
Почти. Я пару раз брал в Шато Гаруп с собой дочку. После этого она долго ныла: «Папа, ну помирись с Березовским!» Я говорил: «Варя, я не могу с ним помириться. Он кинул меня…»
В смысле — кинул?
Он недоплатил мне после продажи «Коммерсанта» 2 миллиона 800 тысяч долларов — это все знают. Это было очень обидно. Обидно даже не из-за количества денег, хотя для меня это деньги большие. К тому же Боря точно знал, что я не ворую. Как я уже сказал раньше, он купил «Коммерсант» за 32 миллиона, а продал за 250. Для медийного бизнеса это очень неплохая маржа за семь лет.
Как именно он тебя обманул?
Технически у нас был договор на словах, на зубах, что называется. Потом мне мои английские друзья сделали договор. Такой, где простой подписи достаточно. Боря изучал этот договор месяца три, потом сказал: «Все отлично». Я говорю: «Впиши тогда туда процент своей рукой». Он говорит: «Вась, ну ты что, мы же семья». И я не мог ничего сделать, потому что это уже было «не на берегу». Я согласился: о’кей, семья так семья. А потом, когда произошла сделка по продаже, он меня просто кинул и все. Дико просто. Но это Боря.
Ты веришь в версию, что Березовский сам покончил с собой?
Я тебе повторю то, что говорила мне его жена Лена. Я точно так же спросил у нее, как ты у меня спрашиваешь. Она ответила: «Фифти-фифти. Конечно, его могли замочить. Но правда и то, что Боря слишком резко слез с антидепрессантов. Я сама на них сидела, и я слезала полгода под управлением опытных, дорогих врачей. Боря спустил все таблетки в унитаз в один момент». Я не знаю, я не наблюдал. Я к тому времени с Борей шесть лет не общался.
Как ты думаешь, был ли шанс у тех, кто был у власти в 90-е — Ельцина, реформаторов, олигархов и т. д. — избежать развития событий, в результате которых образовалась нынешняя ситуация?
Шанс был.
Почему, по-твоему, они им не воспользовались?
Я тебе не психоаналитик Юнг, поэтому просто передам давний разговор с покойным Бадри Патаркацишвили. Когда уже все просрали, Путин рулил, Бадри сидел невыездной в Грузии, я приехал к нему в Тбилиси и сказал: «Послушай, Бадри…» Мне нелегко было задать этот вопрос, но я выпил, съел сациви и задал. «Слушай, Бадри, вот вы — семибанкирщина, 13 олигархов и т. д. — выбрали себе Ельцина на второй срок. Я все понимаю, это, конечно, олигархический капитализм, но его многие страны проходили. Скажи мне одно: почему, как только вы достигли своей цели, то немедленно разосрались из-за какого-то говна?!» И знаешь, что сказал мне Бадри? Он сказал: «Вась, это вы нас называли олигархами, а мы ни хрена не олигархи. Мы были просто очень богатыми кооператорами — и все». Когда я услышал это от Бадри, то о***л, я такого не ожидал. Но это вообще ответ на ВСЕ вопросы.
А когда, по-твоему, эпоха «богатых кооператоров» 90-х полностью закончилась?
Думаю, это произошло, когда посадили Ходорковского. Тогда не только эпоха кооператоров закончилась, закончилось общество в этой стране.
Почему общество так легко со всем смирилось и закончилось?
А потому что по-другому быть не могло! Потому что вообще нет такой страны — Россия! Это громадная геополитическая ошибка… я не знаю чья, Господа Бога или Чарльза Дарвина. Такой страны не было, нет и не будет. Она вредна.
Если она вредна, это еще не значит, что ее нет.
Ну и хер с ней! Вот мой ответ. Хер с ней, есть она и есть! Дай ей бог здоровья! Мне это неинтересно. Это раковая опухоль на теле земного шара! Ну что, я буду бороться с ней? Я же не профессор Пирогов, я не буду вырезать эту опухоль, я не умею просто. Ну, правда, не умею.
Каковы признаки раковой опухоли?
Признака раковой опухоли два. Никогда в жизни у России и у ее народа не было других национальных идей, кроме «кругом враги» и «Россия для русских». Вот с такими двумя основополагающими признаками не может быть страны. Дико просто. Ты можешь мне привести еще какую-нибудь национальную идею России?
Империя от моря до моря.
Это и есть «кругом враги» и «Россия для русских». Это просто красивым словом «империя» объединяется. Больше ничего нет! А с такими основополагающими принципами страна существовать, конечно, может и существует, но только кому она нужна? Мне не нужна! Она нужна тем, кто внутри.
Но, как ты сам сказал, ты осознал это, когда потерял возможность на этой стране зарабатывать. Тебе не кажется, что, учитывая это обстоятельство, в твоем положении поливать бывшую родину как-то некомильфо?
Есть существенный момент. Пока я работал в «Коммерсанте» главным редактором, сама эта работа была отличной защитой. Конечно, это адская работа, 12-часовой рабочий день и т. д. Но все эти 12 часов ты мордой, носом касаешься ленты новостей. А когда ты касаешься ленты новостей, у тебя нет времени думать о вечном. Газета должна выйти завтра утром, и ты ни о чем больше не думаешь. Это дикая ответственность! Это как гондон на голове. Сегодня я думаю про сегодня! Что выйдет в послезавтрашней газете «Коммерсантъ» — это вообще не ко мне. Это ко мне завтрашнему.
То есть можно сказать, что в один прекрасный момент ты снял гондон с головы, глубоко задумался и пришел к выводу, что Россия — это раковая опухоль?
Да!
Скажи, а стал бы ты сейчас, если бы тебе предложили очень большие деньги, делать газету или другое издание в России?
Нет, конечно! Ни за какие деньги! Более того, мне это предлагали. Предлагали реально очень большие деньги. Я сказал: «Я не верю, ребята, при всем моем уважении. Я вас всех люблю, мы друзья, но я вам не верю ни на одну копейку. Никакой России нет, в ней невозможно сделать прессу!»
А если бы у тебя не было достаточно денег, чтобы уйти «на пенсию», уехать, что бы ты делал?
Не знаю. Знаю, что в моем положении мне enough. Понимаешь, профессия «журнализм» возможна для меня при двух условиях: во-первых, я работаю честно и мне за мою работу не стыдно. Во-вторых, я много зарабатываю. Сейчас в России они взаимоисключающие.
Согласна.
А по-моему, ты еще пребываешь в плену иллюзий.
Почему ты так считаешь?
Например, потому что ты потратила собственные деньги, чтобы сделать интервью со мной, хотя мне это, конечно, дико льстит. Но, прости, в твоем поступке нет никакого смысла.
Почему?
Потому что общества нет, читателей у тебя нет!
В своем случае я давно решила, что не буду ориентироваться на общество, читателя, советчика, врача и т. д. Просто буду делать или не делать то, что лично мне хочется и нравится. Мне кажется, в отсутствие общества, профессии, народа и страны такой вздорный подход имеет право на существование. В общем, считай, что я прилетела в Женеву, чтобы лично выразить Андрею Витальевичу Васильеву сожаление относительно того, что мне не удалось поработать с ним как с редактором.
А я тебе сколько раз предлагал! Предлагал даже вести в «Коммерсанте» специальный проект про похороны! Не помнишь?!
Почему же? Помню. Кажется, мы не договорились по поводу райдера. Я хотела заказать в Лондоне у Трэйси две дюжины черных шляпок и подходящий к случаю винтажный «Роллс-Ройс». Ты сказал, что эти мудаки недостойны, чтобы их хоронили такие люди за такое бабло.
Но красивый проект был!
Может, реанимируем?
Что, похороны — реанимируем?!
По-моему, это блистательная идея, созвучная эпохе. Можем предложить, например, Араму Ашотовичу Габрелянову. Уверена, мы с тобой будем иметь оглушительный успех.
Он сразу тебе скажет: «Ксения, про эти похороны писать можно, а про те — нельзя!» Не надо реанимировать труп! Просто смирись с тем, что журналистика кончилась и вернуть ее не получится. Мне сейчас принесут самбуки, и мы с тобой, не чокаясь, выпьем за покойницу.
Тогда традиционный последний вопрос от Ксении Соколовой. Скажите, Андрей, каково бывшему самому успешному медиаменеджеру страны ощущать себя старым, никому не нужным, сильно пьющим неудачником?
Кто это неудачник? Я?! Я, наоборот, считаю, что я дико удачливый человек, и ни о чем не жалею. Я правда очень удачлив!
Потому что тебе вовремя удалось соскочить с паровоза?
Прежде чем откуда-то соскочить, туда надо вскочить. Как писал Эдуард Николаевич Успенский: «Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо купить что-нибудь ненужное...
…а у нас денег нет»?
Это у вас нет! А у меня — есть!
Прошу поддержать.
Дмитрий Муратов
главный редактор
Перепост приветствуется!